В ожидании большого взрыва

Не по Жванецкому.
Битва друзей.
Как Мамедьяров зевал ладью.
Разочарование Иванчука.Евгений Атаров рассказывает о втором туре Мемориала Таля.

Каждому из нас хорошо известна формула Жванецкого: если нельзя, но очень хочется, то можно. На Мемориале Таля всё пока происходит с точностью до наоборот. Игрокам невероятно, до трясучки, хочется, наконец, «открыть счет», они с открытым забралом бросаются друг на друга, а партии с каким-то необъяснимым постоянством завершаются вничью.
Трудно было выдумать тур более боевой, чем случился накануне – напропалую жертвовались пешки, в туманной неопределенности подвисали фигуры, неслись неравноценные размены, – ан нет, всё закончилось пятью скукожеными половинками. Мистика! Расстроенный Мамедьяров, показывая свою партию публике, раз за разом повторял: «Здесь я снова поставил партию на два результата: выиграю или проиграю...» А получилось сами знаете что.

Здесь самое время поныть. Вспомнить Ласкера и Капабланку, еще 80 лет назад заговоривших о ничейной смерти шахмат. Но дело не в этом. Уровень сопротивляемости, хотим мы того или нет, вырос необычайно, и партий, нередко случавшихся в эпоху Таля, когда один из соперников садился другому на шею и с комфортом доезжал до победы нынче встретишь нечасто. Особенно когда играют друг с другом шахматисты элиты. Смерти подобно прогнуться, показать свою слабость: что находишься, например, не в форме или еще бог знает что – тут же накинуться и разорвут. Вот и сражаются, зубами хватаясь за краешек земли.
Напряжение тем временем растет. Зрителям становится все тесней на крошечном островке, отделенном от гроссов бутафорскими ограждениями. Вглядываясь в позиции на досках, а еще чаще в напряженные, сосредоточенные лица игроков, они буквально гроздьями нависают над барьерами, рискуя от малейшего неосторожного движения опрокинуть их к черту, устроив на полу главного зала ЦДШ людскую кашу-малу. А что в эти мгновения происходит в зрительном зале на первом этаже! Любители, не сдерживаемые судейскими цыканьями, бурлят, живо обменивается друг с другом впечатлениями, перемеженными с вариантами – и энергично подстегивают комментатора. В ответ на их призывы Генна Сосонко, в свое время поработавший тренером Таля, берет в руки микрофон и иронично смотрит на доски: «Ну-с, что у нас тут творится?» Настоящая шахматная горячка, локализованная до размеров шахматного клуба. Еще парочка таких туров и ей станет тесно в его стенах. До конной милиции, в 25-м сдерживавшей толпу у музея Изящных искусств, вряд ли дойдет, но...
Все как в первом законе термодинамики: энергия не может просто так исчезнуть, уйти в никуда. А энергии в свои партии участники Мемориала вкладывают с избытком, да вполсилы тут и не получится. Пока ничьи да ничьи, но, кажется, взрыв произойдет вот-вот!* * *

Странная штука дружба. На всех она действует по-разному. Кто-то после продолжительной совместной работы с легкостью выходит на бой против своего товарища, кому-то сделать это труднее, а отдельные личности в такой ситуации и вовсе не могут играть в полную силу. Крамник с Гельфандом – классический пример добрых приятелей в жизни, включающихся на полные обороты, стоит им оказаться друг напротив друга. Вроде и сыграли десятки партий, и знают друг друга, как облупленные, но всякий раз выходят на бой, как в первый раз. И никогда нельзя понять, кто будет фаворитом в каждой конкретной встрече.

Только в этом году они дважды сыграли в Монако, потом Владимир «вслепую», когда оба шифровались перед чемпионатом мира, победил Бориса в Дортмунде, а затем еще дважды они сыграли вничью в самом Мехико. Казалось, Гельфанду очень хочется взять реванш.

Он и ринулся в бой, вернее подтолкнул Крамника принять вызов, уже на 15-м ходу швырнув партию в полосу необозримых осложнений, где у каждого из соперников было по «заблудившейся» в стане соперника фигуре. Позиция была настолько нестандартной, какой-то висящей, а вариантов было так много, что оба ни на секунду не отрывались от доски: Володя, потом, придя в пресс-клуб, обрушил на публику какое-то несусветное их количество.

Разобраться без компа в такой мясорубке было просто нереально. Чисто по-человечески казалось, что белые с каждым ходом приближают свой триумф. Но стоило пролететь какому-то заковыристому варианту, и зрители тут же запросто переходили на сторону черных. Виктор Львович Корчной, которого поставили к магнитной доске с позицией из этой партии, раз за разом, подвигав на ней фигуры, отходил на некоторое расстояние, поворачивал голову набок, подходил обратно, снова что-то двигал, а потом экспрессивно разводил руки в стороны: «Ничего не понимаю! Кругом сплошные нюансы, без авторов никак не обойтись...»
И они не заставили себя долго ждать, прервав сечу на 31-м ходу, когда у каждого на часах оставалось едва ли по минутке. Результат? Ну, разумеется, партия закончилась вничью.

Крамник, перед тем несколько минут со скучающим видом следивший за совместным анализом Леко и Камского, с довольной улыбкой приступил к демонстрации. Гельфанд, которого задержали с многочисленными интервью, присоединился чуть позже. Пока молодой с быстротой молнии двигал фигуры по доске, Борис внимательно, будто учитель, принимающий экзамен, всматривался в позицию. Морщил лоб, время от времени отхлебывал из бутылочки и изредка вставлял свои замечания. «Было лучше, может, даже побеждал, но четкого пути не нашел», – резюмировал Борис. И Владимир закивал: «Да, надо бы включить компьютер!»

Компьютер в этот вечер хотелось включить не раз. Например, когда Мамедьяров, творчески разыграв дебют против Широва, получил более чем привлекательную позицию с двумя ладьями против мечущегося по всей доске белого ферзя. Алексея было где-то даже жаль: человек мучается, творит – то краснеет, то бледнеет, крутит в пальцах ручку, пересаживается, смотрит на доску под какими-то немыслимыми углами, а спокойный как удав соперник прохаживается взад-вперед, и крушит хрупкое здание инициативы тактической кувалдой.

Впрочем, инициатива в этой партии была, скорее, на стороне Шаха. Его, кажется, уже вывела из себя собственная невероятная серия ничьих! И он хотел выиграть во что бы то ни стало. Или проиграть, на худой конец. Хоть что-то... Он с чисто восточным коварством даже «зевал», заманивая соперника на одноходовый выигрыш ладьи, но Широв не купился. Показав это зрителям, Мамедьяров развел руками: «Ничто в этот вечер не получалось...»

Не вышло и у Алексеева, сразу по выходе из дебюта, получившего в подарок от Карлсена лишнюю пешку. Но – на этом всё: Магнус холодно стоял на месте, а усиления у Жени не нашлось.

Не вышло и у бездебютного Камского против Леко: Гата удовлетворился перехватом инициативы ближе к контролю, но демаркационную линию ни разу не перешел.Побег ИванчукаДжигитовка Яковенко

Наконец, встреча Иванчука с Яковенко стала партией взаимного разочарования. Василий, не реализовав огромный, по его мнению, потенциал позиции, махнув рукой, тут же отправился в гостиницу. А Митя, которому пришлось за двоих отдуваться перед публикой, ближе к завершению, когда все опасности в его позиции остались позади, философски заметил: «Мои попытки играть на выигрыш в ситуации, когда мне полпартии приходилось отбиваться, заканчивались, как правило, одним и тем же – голом в собственные ворота...» И он благоразумно предпочел не рисковать.