Светозар Глигорич: «Таль был актером по жизни»

«Глига! Глига!» – громко звали Светозара товарищи по команде, приглашая за стол. Наверное, так же, только громко скандируя, югославские болельщики поздравляли легендарного гроссмейстера с очередной победой. А побед было немало – одиннадцать (!) раз Глигорич становился чемпионом страны, был призером межзональных турниров, выигрывал первую доску на Всемирной олимпиаде в Мюнхене (1958 г.) и в том же году был признан лучшим спортсменом Югославии. Но, безусловно, в первую очередь Глига вошел в историю шахмат как претендент на мировую корону и настоящий джентльмен. Не случайно его книга избранных партий называется «Играю против фигур», ведь он никогда не пытался психологически подавить соперника.

Когда я попросила Светозара поделиться впечатлениями о ностальгическом матче СССР – Югославия и рассказать о Михаиле Тале, он охотно согласился. Только говорил поначалу с некоторой настороженностью, до тех пор, пока мне не пришло в голову упомянуть, что я не только журналистка, но и шахматистка. (Вскоре я узнала от Глигорича о том, как из-за недалеких представителей прессы, несведущих в шахматах, можно даже проиграть партию в претендентском матче!) Мое признание послужило неким «паролем» для дружеской беседы... Фоминых Мария

С Советским Союзом у меня связаны хорошие воспоминания, я здесь много с кем познакомился. Первый раз я побывал в Москве на Мемориале Чигорина в декабре 1947 года. А однажды после победы на турнире в России мне подарили звезду за то, что я был партизаном во время Второй Мировой войны. Я много раз играл в матчах Югославия – СССР, может быть, я даже самый опытный участник. Однако идея провести такой матч сейчас стала для меня большой неожиданностью. Когда пришло приглашение на матч, я вначале испытал шок – ведь я уже давно не играю в шахматы, больше трех лет. Но, посмотрев состав, решил, что опасных соперников нет, все друзья, играют от случая к случаю, и согласился участвовать. А потом выяснилось, что Корчной тоже захотел играть! Он большой боец, и было совершенно ясно, что он захочет меня обыграть. Я открыл компьютерную базу: у Корчного в ней около четырех тысяч партий. У меня, правда, примерно столько же. Но ведь Корчной активно играет в турнирах, а я сочиняю музыку! Тем не менее, проигрывать мне не хотелось, и я начал интенсивно готовиться, вспоминал все, что было в прошлом, и узнавал, что модно сейчас – дебютные варианты и т.д. Я хорошо владею компьютером, на нем смотрел и партии Корчного, и свои. Пятнадцать дней я работал над шахматами, и должен сказать: я очень устал! Интересно, что иногда собственные партии меня ставили в тупик: я смотрел дебют и не мог понять – неужели я так играл? Это меня очень тревожило.
Когда я приехал в Москву, меня огорошили еще одной новостью – играть будем утром. А я никогда не играл утром. Кроме того, я плохо сплю ночью и долго сплю утром. А работаю всегда только вечером, обычно до двух – полтретьего ночи. Так что в тот момент, когда я обычно вижу сны, мне приходилось играть и думать. Но все-таки я рад, что не проиграл обе партии, а в той, что проиграл, даже имел шансы на выигрыш. Все испортило время, я попал в цейтнот и стал ошибаться. Сейчас контроль не такой, как раньше, а это совершенно другая разновидность игры. Я трижды был претендентом на шахматную корону, и в мое время был классический контроль. Я привык играть в серьезные шахматы, где человек имеет время для обдумывания и для творчества. Сейчас укоротили контроль ради прессы, ради публики, но качество игры снизилось. Но все равно, я работал с радостью и играл с радостью. Я уважаю Корчного, и он, может быть, уважает меня тоже. Но я сказал ему после матча: это моя последняя партия в жизни!

Теперь я буду заниматься только музыкой. Хотя изучать музыку я начал очень поздно, в годы, когда надо умирать. Но я очень люблю музыку, это мое хобби, и, думаю, я буду хорошим композитором.
...С Михаилом Талем в 1968 году в Белграде мы играли матч из десяти партий. Это был четвертьфинал претендентского цикла. После пяти партий (он сыграл три раза белыми, а я два) я вел в счете: одну выиграл, остальные встречи закончились ничьей. Даже в одной из ничейных партий я стоял лучше в отложенном положении, но в день доигрывания был матч Югославия – Франция по футболу. Я очень любил футбол и занимался им, постоянно играл – два раза в неделю точно. Благодаря этому долгое время я был в хорошей форме. И Миша футбол тоже любил. Я сказал Мише: «Сегодня матч по футболу, играет сборная Югославии». Так что вместо доигрывания мы с Талем и Велимировичем (он тогда был моим тренером) пошли на стадион. Меня после этой партии называли большим джентльменом.
А перед шестой партией я прочитал статью одного нашего глупого журналиста, который написал: «Сколько можно играть одни и те же дебюты!» Не знаю почему, но меня это задело, и когда началась партия, я третьим ходом сыграл не так, как собирался при подготовке. Я пошел так только для того, чтобы показать: в шахматах есть и другие дебюты. Но когда я понял, что натворил, то очень испугался и проиграл партию. И дальше игра пошла уже по-другому, Таль этот матч выиграл. Но я не могу сказать, что для меня это было очень-очень важно, наверное, я не так любил это напряжение духа, нервную борьбу. Я любил спорт на воздухе, а шахматы – это игра не для моей природы.
Таль великий человек! Я был его хорошим другом, хоть и не разделял его образ жизни. У него были трудности со здоровьем, но он вообще не соблюдал советы врачей. Ему было все равно, он продолжал курить, выпивать. Он совсем о себе не думал, для него важнее было, чтобы всем вокруг было с ним интересно, он всегда стремился произвести впечатление. Таль был... артистом по жизни!
Шахматы не были в большом почете в прошлом – все считали шахматы игрой, хобби, но только не профессией. Я даже никогда не смел сказать, что я гроссмейстер, а говорил, что я журналист – это была моя официальная профессия. (Правда, я и работал долгое время журналистом, и пенсию в итоге получил как журналист.) Гроссмейстеры в то время жили достаточно тяжело. Призы были маленькие, нужно было много работать, а выступления в турнирах – это всегда нервы и большая ответственность. Но если мы любили играть, что делать? И я помню, что каждый гроссмейстер должен был давать сеансы одновременной игры, чтобы получать какие-то дополнительные деньги. А Таль был единственным человеком, который не стремился как-то подзаработать, деньги его вообще не интересовали. Он был готов просто так играть практически с любым человеком и сколько угодно партий. Я, например, никогда не играю с любителями, только официальные партии. А Миша играл постоянно: в любом месте, в любое время и столь же увлеченно, как и в турнире.
Конечно, Михаил был гениальным шахматистом. И я думаю, его очень большая заслуга в том, что он буквально перевернул представление о стратегии ведения борьбы. Мы все очень уважаем материал на доске, а он не придавал ему большого значения, постоянно жертвовал ради атаки или комбинации. И всех удивляло, как с такой игрой можно быть лучшим в мире?! Думаю, Таль «узаконил» идею жертвы, преподнес ее не просто как возможность, а даже как один из принципов шахматной логики.