30 апреля 2012

Памяти учителя

Гроссмейстер Евгений Томашевский, один из учеников Юрия Разуваева, рассказывает о роли, которую сыграл выдающийся тренер в его жизни

Эта статья написана для журнала «64-Шахматное обозрение» и будет опубликована в пятом номере за 2012 год. Однако редакция решила обнародовать ее раньше, приурочив публикацию к 40 дням, прошедшим со смерти Юрия Сергеевича.

В 2003 году мне едва ли не впервые посчастливилось оказаться на сборах юношеской команды страны перед чемпионатом мира (тогда подобные сборы ещё не стали приятной обыденностью). Всё было в диковинку и очень интересно, я жадно ловил разнообразные впечатления от лекций, общения с ребятами… Признаться, поначалу занятия Юрия Сергеевича Разуваева (он приехал к детям на несколько дней) не казались мне в общем потоке событий чем-то из ряда вон выходящим. По наивности и неопытности мы почти всё воспринимали легко и неглубоко, с шутками и прибаутками реагируя на мягкий афористичный стиль лектора. Но через некоторое время я осознал, что каждого следующего занятия жду с нетерпением и возрастающим интересом. А сейчас и вовсе могу утверждать: из деталей того сбора я мало что помню так ярко и подробно, как первые уроки Юрия Сергеевича.

…Вот я у демонстрационной доски показываю свою партию с недавней Спартакиады учащихся России. Волнуюсь, понятно. На что обратит внимание Мэтр? Он, кажется, приятно удивлён моим выбором дебюта за чёрных: «Испанская партия? Интересно…» И в качестве резюме: «Всё у вас неплохо, надо больше играть и набираться уверенности». Мог ли я тогда предположить, сколько уверенности мне через несколько лет прибавят «испанские» баталии уже с подачи и под руководством Юрия Сергеевича?

…Вот мы с Ильдаром Хайруллиным справились с решением упражнений и получаем «в нагрузку» эффектный этюд с напряжённой борьбой ладьи против двух лёгких фигур: «Посмотрим, что вы умеете в шахматах!» Отыскав непростое решение, выдыхаем: что-то умеем …

А вот и дебютная лекция. На доске – Каталонское начало, актуальный вариант с шахом на b4 и возвращением на е7. Уже потом я понял, специалистом какого масштаба в каталонских позициях был Юрий Сергеевич. Этот дебют был одним из его «коньков», а чувство возникающих хитросплетений – на уровне лучших в мире. Тогда же оставалось только удивляться, как скрытые пружины сложных многофигурных позиций в ходе неторопливого рассказа становились всё более понятными. Вот один из примеров.

 

Непросто разъяснить детям тонкости подобного положения, не правда ли? Но в ходе лекции я чётко понял, что на доске – тонкая, сбалансированная структура, и торопиться её рушить резким движением (12…dc) совсем не нужно. У чёрных, помимо преследования слона путём Кh5, есть хороший набор таинственных выжидательных ходов: 12…h6, 12…Фе8 и даже 12…Ле8. Всё это остаётся достаточно актуальной теорией и поныне. Предвидя скепсис читателя 2012 года по поводу масштабов откровения, напомню, что в 2003-м «каталон» ещё не успел пережить ренессанса популярности, связанного с серией блестящих побед Владимира Крамника, и многие тонкости этого дебюта стали общим местом значительно позже. А мне советов, схем и идей Юрия Сергеевича вполне хватает, чтобы чувствовать себя уверенно в возникающих положениях за оба цвета и поныне…

И всё же наше тогдашнее знакомство могло остаться лишь ярким эпизодом. Однако определённую роль тот сбор сыграл – и когда в 2007 году РШФ создала систему «тренерских» грантов для молодых шахматистов, а Сергей Моисеевич Яновский предложил мне поработать с Юрием Сергеевичем, я ухватился за эту возможность с большим энтузиазмом. К счастью, не против был и наставник. Так был сделан один из лучших ходов в моей шахматной карьере.

Наше творческое сотрудничество, к огромному сожалению, не получилось долгим: с первого занятия в августе 2007-го до безвременного ухода тренера прошло немногим более четырёх с половиной лет. Нельзя было назвать его и слишком интенсивным: непосредственное общение за этот период уместилось в несколько сборов и пару Суперфиналов в те годы, когда состояние здоровья ещё позволяло Юрию Сергеевичу активно работать; в остальное время расстояние между Москвой и Саратовом приходилось компенсировать при помощи электронной почты и телефона. Тем не менее наставник успел стать для меня одним из самых близких людей – по духу, характеру, мировоззрению, взглядам на шахматы и жизнь, отношению к людям и к делу. Я поверил в него сразу и безоговорочно. Мне в жизни везло на прекрасных учителей (так, своим первым тренерам – Александре Яковлевне и Алексею Николаевичу Шестопёровым – я обязан очень многим, благодаря их всемерной поддержке я вообще сформировался как шахматист и сумел «пробиться» из российской глубинки), но именно Юрий Сергеевич сумел открыть для меня дорогу в серьёзные, большие шахматы.

В общении с ним, как ни с кем другим, возникало удивительное чувство: просто делай, что тебе говорят, советуют, рекомендуют, подсказывают, выполни это на совесть – и прогресс не заставит себя ждать. Он был очень мягким, тактичным человеком, никогда не навязывал своего мнения, в любой момент был готов к дискуссии, но при этом у меня парадоксальным образом не возникало обычного юношеского желания воспользоваться свободой и противоречить тренеру. Появлялось какое-то глубинное, интуитивное ощущение, что это просто глупо и не нужно. Когда всё же возникала необходимость, Юрий Сергеевич мог вернуть ход событий в нужное русло обезоруживающей улыбкой, своевременной шуткой или поучительной историей. За годы работы у нас ни разу не возникло ни малейших трений, а взаимоотношения складывались легко, тепло и гармонично.

Он был настоящей энциклопедией шахматного мира, отлично знал почти всех корифеев настоящего и прошлого. Представляете, как интересно мальчишкой послушать цитаты из живого общения Ботвинника, Смыслова, Петросяна, Таля, Спасского, многих других великих? Вероятно, не в последнюю очередь благодаря этому общению Юрий Сергеевич приобрёл свой уникальный дар, отмечаемый почти всеми, кто его хорошо знал: в нескольких словах, сжато и ёмко отразить смысл проблемы почти любой сложности, обрисовать суть и дать рекомендацию. Меня это поражало (и выручало) не один десяток раз. Например, как-то я полюбил рассуждать на тему соответствия объёмов работы показываемым результатам. Мою софистику Юрий Сергеевич, сам будучи трудоголиком и неоднократно подчёркивая важность упорной регулярной работы, прервал цитированием (за дословность не ручаюсь) Смыслова: «Одно маленькое изменение в механизме мышления может дать шахматисту больше, чем полгода работы ради работы». Тогда я едва ли не впервые всерьёз задумался о том, что процесс совершенствования в шахматах – творческий, и его количественная сторона должна быть своеобразным «множителем» для качественной.

Долгие беседы с Юрием Сергеевичем отнюдь не ограничивались шахматной тематикой. Широкая эрудиция в самых разных областях, особенно гуманитарных (филологии, истории), огромный жизненный опыт и знание людей, удивительное чувство юмора делали его интереснейшим собеседником, а в нашем случае, точнее сказать, рассказчиком: в основном я, конечно, слушал и учился… Система моих взглядов и ценностей, понятно, к двадцати годам уже успела во многом сформироваться, но я чувствовал, как под влиянием наставника она подвергается шлифовке, приобретает цельность. Надеюсь, что мне отчасти удалось избавиться от логических неувязок и поверхностных суждений. Прошу читателя не судить обо мне как о человеке внушаемом и слепо следующем авторитетам (на деле всё едва ли не наоборот), просто педагогический дар Юрия Сергеевича был столь велик, что, уверен, и куда более опытные и знающие люди, чем я, могли бы многому у него научиться. Если в двух словах попытаться определить доминанту его воззрений, то это здравый смысл. Рассуждая о чём бы то ни было, с улыбкой или всерьёз, он умел сохранять высокий уровень объективности и беспристрастности, так что его слова вполне отвечали естественному, интуитивному чувству справедливости и «правильности». А когда случались нечастые споры, Юрий Сергеевич сохранял неизменную доброжелательность и, с лёгкой иронией поглядывая на меня из-под стёкол очков, не навязывал своего мнения, предлагая возможность спокойно подумать. Что, за редчайшим исключением, давало эффект куда больший, чем любые громогласные утверждения.

Я неоднократно слышал от разных людей, как Юрия Сергеевича называли «старомосковским интеллигентом» или «настоящим москвичом», намекая на его духовную, идейную принадлежность не к нынешней, вечно спешащей в поисках лучшей доли столице, а к Москве прежней, пронизанной творческой атмосферой арбатских переулков и этическими стандартами Серебряного века. Не будучи москвичом и, соответственно, знатоком вопроса, расскажу, как ощущал эту характеристику. Юрий Сергеевич обладал врождённой интеллигентностью – не той мягкотелостью и неспособностью на решительные шаги, которую высмеивал Ленин, а настоящим тактом, чувством собственного достоинства, уважением к человеческой личности. Меня всегда поражало практикуемое им обращение на «Вы» с людьми любого возраста и статуса, в том числе и со мной на всём протяжении нашего сотрудничества. Кто-то скажет: рудимент прошлого! – и упомянет об излишнем соблюдении внешних приличий, но в исполнении Разуваева это звучало совершенно естественно, и представить иное было трудно. Для него это было «всего лишь» привычным проявлением уважения к собеседнику. Сейчас тенденция обратная, и куда чаще можно увидеть, как младший обращается к существенно более старшему на «ты». Наверное, это не хорошо и не плохо – естественный процесс упрощения отношений в деловом мире, и всё же, вспоминая Юрия Сергеевича и его лёгкость в общении с людьми всех возрастов, я иногда думаю: а не решила бы эта утраченная толика вежливости хотя бы части проблем в современных коммуникациях?

При всём этом абсолютно неправильно было бы воспринимать Юрия Сергеевича в качестве «рафинированного интеллигента». О его потрясающем чувстве юмора я уже упоминал, не чужды ему были и сильные эмоции. Например, болельщицкие. Нас с тренером объединяла ещё одна очень сильная привязанность – к московскому «Спартаку». С почти 20 годами болельщицкого стажа в постсоветской России мне, конечно, нечем было похвастать рядом с человеком, выросшем на «Спартаке» Симоняна, Нетто и братьев Старостиных; с человеком, разделявшим радость «живого» боления вместе с великим Тиграном Вартановичем Петросяном, но футбол – игра демократичная, и во время очередных матчей (которые в годы нашего общения были для красно-белых невзрачными) мы с наставником переживали абсолютно одинаково. Однако этим его любовь к спорту не ограничивалась, и, отдавая массу эмоций «Спартаку», Юрий Сергеевич умел признавать величие других спортсменов. Помню, с каким воодушевлением он рассказывал о своём знакомстве с легендарным Львом Ивановичем Яшиным и другими знаменитостями советских лет рангом чуть пониже. Его истории переносили во времена, когда оголтелая непримиримость и массовая агрессия на спортивных аренах и вокруг них ещё не стали обыденностью, а деньги не превратились в главное и чуть ли не единственное мерило успеха…

Вероятно, из советских времён Юрий Сергеевич вынес ещё одну очень важную черту своего спортивного мировоззрения – стремление ставить максимальные цели и прилагать большие усилия для их достижения. Возможно, тут сыграл роль опыт его собственной карьеры игрока, в которой он добился многого, но всё же, по мнению ряда специалистов, не реализовался полностью – и как знать, не из-за отсутствия ли максимальных амбиций и задач? Так или иначе, будучи тренером, Юрий Сергеевич постоянно напоминал о необходимости не останавливаться на достигнутом, стремиться к совершенствованию, работать над собой для попадания в максимально сильные турниры. Только там, говорил мэтр, начинается по-настоящему интересная шахматная жизнь. Он внушал мне, что соперники любого класса – это такие же люди, которым свойственно ошибаться, и, признавая несомненную силу элитных игроков, тем не менее вселял уверенность, давал надежду на продвижение вперёд. Оглядываясь назад, я понимаю, почему наставник делал большой акцент именно на этом: он сразу уловил мою склонность к преклонению перед авторитетами, лёгкость перехода к «почиванию на лаврах» после побед любого ранга, от самокритики к самовосхвалению, привычку ловить синицу вместо журавля. Борьбу с этими чертами Юрий Сергеевич исподволь начал почти немедленно, и во многом этой борьбе я обязан тем прогрессом, которого уже удалось достигнуть, и надеждам на дальнейший рост. Усвоение уроков не было быстрым и простым (скажем, я не сразу понял разочарования тренера после вполне закономерного и логичного вылета в третьем круге Кубка мира-2007 от руки самого Руслана Пономарёва), но исключительно важным… И оно продолжается по сей день – Юрия Сергеевича уже нет, но его мысли, советы и рекомендации превратились в бесценный багаж знаний.

Примерно по тем же причинам он был достаточно скуп на похвалу – как я со временем осознал, не из-за отсутствия душевной щедрости, а по причине высоких стандартов и больших задач. Тем больше я ценил редкие моменты его настоящей радости от моей игры. Вспоминаю Суперфинал-2008 – он начался с обидного поражения от Александра Ластина, следующие 6 туров прошли в тяжёлых ничейных боях, и всё это время нам с тренером радоваться было особенно нечему. Но его мудрое руководство и во многом случайная победа над Александром Морозевичем в восьмом туре сделали своё дело, и на финише я выиграл две хорошие партии, чуть-чуть не зацепившись за третье место. Одна из них, чёрными над Артёмом Тимофеевым в последнем туре, и вызвала много положительных эмоций у наставника. «Герой! – повторял он в телефонную трубку. – И партия прекрасная, большая «испанская» борьба!» Особенно Юрию Сергеевичу понравился укол чёрной ладьи:

 

В этой позиции последовало 27…Ла8! – ладья вернулась на место, и дым сложнейшей борьбы, в ходе которой белые пожертвовали качество за инициативу, рассеялся – стало понятно, что за победу борются чёрные. В наступившем обоюдном цейтноте мне удалось окончательно перехватить инициативу и одержать верх. Тренеру пришлись по душе проявленное присутствие духа в непростой спортивной ситуации, а также насыщенная игра с использованием всей доски. Конечно, это не самая чистая партия, да и по шахматной эстетике не лидер хит-парадов, но со времён того памятного разговора она стала одной из моих любимых…

Как стал одним из любимых турниров и тот Суперфинал. По качеству игры, из-за неплохого спортивного результата и преодоления себя, а главное – потому, что это был последний турнир нашего полноценного сотрудничества с Юрием Сергеевичем. Во время следующего – «Аэрофлота»-2009 – я узнал, что он тяжело заболел. Ещё через некоторое время выяснился и диагноз. Не знаю, ценой каких героических усилий, но он сумел остаться самим собой: доброжелательным, спокойным, избегая лишних разговоров о своём состоянии, но давая советы, рекомендации и умудряясь при этом ещё и поддерживать в периоды неудач…

Я многого не успел в общении с Тренером. Поговорить о различных важных вещах. Пройти вместе большой и интересный шахматный путь – если он таким получится, то во многом благодаря Юрию Сергеевичу, но дальше уже без него. Зато с частью его мудрости и под его влиянием. Я не успел познакомиться с его семьёй, но, судя по тому, с какой теплотой он всегда говорил о своих близких, это замечательные люди. Пользуясь случаем, хочу выразить им самые искренние соболезнования. Однако Наставнику хватило времени, чтобы стать для меня примером и образцом для подражания во многих сферах жизни. И если мне когда-нибудь скажут, что я оказался достоин своего Учителя, то лучшего комплимента придумать будет трудно.