Алексей Громыко: Шахматы, как и научный мир, не могут пребывать в стагнации
Почетный гость Kortchnoi Zurich Chess Challenge ответил на вопросы Владимира Барского
– Алексей, какие у вас впечатления от турнира?
– Для меня как любителя шахматы – сложная сфера для комментариев. Для себя я отметил, что в Цюрихе собрались представители разных поколений, причем наряду с признанными грандами есть обладатели более скромных рейтингов, которые получают уникальную возможность проверить свои силы, показать себя. Турнир очень неординарный, с инновационными элементами: насколько я понимаю, 45-минутный контроль предложил как раз Олег Скворцов. Подобные новшества придают свежее дыхание всей международной системе шахматных соревнований.
– В детстве, юности посещали шахматные соревнования?
– Иногда ходил. Это у нас семейное увлечение. Мой дед Андрей Андреевич Громыко любил шахматы, и отец увлекся ими еще подростком, когда с 1939 по 1946 годы жил в США. В посольстве СССР в Вашингтоне он нашел несколько шахматных книг и внимательно их изучил. Я тоже в детстве впитал этот интерес своих родных. Потом в 80-е годы появились шахматные компьютеры, этот бизнес развивал Гарри Каспаров; у меня тоже был такой компьютер, и это меня стимулировало. Интересно, что в последние годы мы довольно часто пересекаемся с его историческим соперником Анатолием Карповым. Например, мне довелось наблюдать сеанс одновременной игры, который Анатолий Евгеньевич давал 9 мая в Германии, в городе Торгау на Эльбе.
– В Цюрих вас пригласил Олег Скворцов?
– Да. Мы с Олегом знакомы еще со школы, потом вместе учились на истфаке МГУ им. М.В. Ломоносова, и все эти годы не теряли друг друга из вида.
– Известно, что Олег в 1985 году был одним из организаторов шахматного матча по телексу между советскими и американскими школьниками. Он рассказал, что за год до этого прошла заочная эстафета по плаванию, в которой вы принимали участие…
– Это было уже так давно! Мы прыгали в бассейн в Москве, а наши американские сверстники у себя в городе Сиэтл, штат Вашингтон. Я тогда плавал на уровне достаточно высокого молодежного разряда, и свой отрезок выиграл; мой заплыв вообще оказался одним из лучших в эстафете. Надо было проплыть 50 метров кролем, а бассейн у нас в школе был 25-метровым. Мне надо было сделать 4 дыхания, чтобы проплыть эту дистанцию. Но эстафету мы, кажется, проиграли, а потом через год шахматисты взяли реванш.
– У вас была очень сильная школа? Много известных людей из нее вышло?
– Мы учились в 20-й московской школе с углубленным изучением английского языка. У нас был сильный учительский коллектив, но какого-то привилегированного положения не было. Отмечу развитую инфраструктуру: свой бассейн, хороший по тем временам спортзал. В школе училась внучка Гришина, и ходили слухи, что это сыграло свою роль. Но мой дед Андрей Андреевич точно был ни при чём, ему было не до деталей, где учатся его внуки. Зато он уделял нам много внимания в семейном кругу. Он во многом приучил родных к тому, что больше надо добиваться самим. Но школа, действительно, у нас была сильная, в этом смысле мне повезло.
– В шахматном мире у Олега Скворцова репутация искателя, новатора. В школьные годы он был таким же?
– Да. Это связано с характером человека и его способностями, – то, что сейчас называется креативным мышлением и поведением, хотя мне привычнее называть это «творческая натура». Олег – кандидат исторических наук. Хотя он потом ушел из научной сферы, но навыки исследователя остались при нем. Он – человек любознательный, постоянно ищущий что-то новое. Для творческих людей подобный поиск очень важен.
Я сам всю жизнь работаю в научной сфере, и знаю, что творческие личности всегда ищут новые подходы, методы, будь то политология, история, экономика. Мне кажется, что шахматы, как и научный мир, не могут пребывать в стагнации, в замороженном состоянии. Весь смысл в том, чтобы всегда происходило что-то новое. Думаю, стремление не к изобретательству в прямом смысле этого слова, а к поиску новых интересных форматов у Олега сохранилось. Может быть, это врожденное качество, как и большие способности к шахматам. Но наверняка пригодились и те навыки, которые мы получили на истфаке, а потом и как молодые ученые.
– У вас докторская степень?
– Да. А в прошлом году имел честь стать на выборах в Российской академии наук членом-корреспондентом. Работаю директором Института Европы РАН; я также председатель Российской ассоциации европейских исследований и председатель Совета профессоров РАН.
Общественные науки отличаются от шахмат тем, что в нашем деле компьютер не может ничего точно рассчитать, поэтому без ученого, без человеческого фактора нельзя решить возникающие проблемы. Приобретенная во время научной деятельности сумма навыков, очевидно, неустанно толкает Олега на поиск чего-то нового.
– Но шахматы – игра по строгим правилам, а в общественной жизни общепризнанных правил в последнее время становится всё меньше и меньше…
– На самом деле, общественные науки достаточно точные, в них есть своя методология, четкие принципы, логика. Если нести «отсебятину», то ученым не станешь – обсмеют коллеги по цеху. Конечно, общественные и гуманитарные науки зависят от субъективного фактора в несколько раз больше, чем это происходит, например, у математиков или физиков. Тем не менее, в общественных науках доказать что-либо без хорошо проработанной базы данных и четкой аргументации не получится. Поэтому в среде историков, политологов, философов, экономистов человеку невозможно добиться уважения и известности, если его работы не привлекали к себе большого внимания коллег и не были ими признаны. Мы не говорим о компиляции, интерпретациях, хотя это в принципе не запрещено, но имени на этом не сделаешь. Конечно, с помощью интерпретаций можно стать кандидатом и даже доктором наук, но чтобы тебя заметили, надо внести серьезный вклад в науку; для настоящих исследователей получение ученой степени никогда не бывает самоцелью.
Возвращаясь к шахматам, хочу сказать, что турнир в Цюрихе – это не интерпретация, не очередной пасьянс из уже известных элементов. Я вижу важные инновационные нотки, элементы, которые могут оказать положительное влияние на мир шахмат в целом.
В общественных науках требуется проанализировать огромный объем информации, чтобы мышление потом вам что-то выдало. Когда я чувствую, что готов написать новую работу, и сажусь за письменный стол, то еще не знаю точно, что же получится в результате. Мозг что-то выдает сам, но не на пустом месте, а благодаря тому, что в него грамотно и методически загружают «исходные данные». А потом он либо может выдать что-то инновационное, либо не может. Когда рождаются интересные новые тезисы, то испытываешь большое удовлетворение: твое мышление не законсервировано, способно к чему-то не заезженному. Не знаю, возможны ли прямые аналогии, но мне кажется, что нечто подобное происходит и в шахматах.
Мы с женой очень признательны Олегу за то, что пригласил нас сюда. Следили за игрой гроссмейстеров, затаив дыхание. Такое в жизни выпадает нечасто.
Турнир претендентов
