Побег из Парижа

Детективную историю из жизни Бориса Спасского рассказывает Кирилл Зангалис

23 сентября 2010 года десятый чемпион мира Борис Спасский попал в одну из московских клиник с диагнозом «инсульт». А когда через несколько недель вернулся во Францию (гроссмейстер, имеющий двойное гражданство, проживает там с 1976 года), то угодил под домашний арест. Причем в роли цербера выступила его жена Марина Щербачева…

С этого абзаца началась моя заметка в «Комсомольской правде». И у него есть огромная предыстория.

После того как Спасский был перевезен во Францию, я созванивался с его агентом и верным другом Валентиной Кузнецовой, чтобы быть в курсе, как проходит восстановление великого чемпиона.

– Кирилл, Бориса Васильевича надо спасать! – кричала мне в трубку Валентина. – У него там кошмарные условия! Не знаю, почему, но у меня есть ощущение, что его хотят убить и завладеть наследством. Никакого ухода за ним нет, его пичкают таблетками и превращают в растение. Если Спасского не вытащить оттуда в ближайшее время, то может случиться непоправимое!

Я вздыхал, но до конца отказывался верить в происходящее. Все-таки Борис Васильевич – красавец мужчина и известный гроссмейстер не только за шахматной доской, но и по женской части. Возможно, думал я, Валентина просто влюблена в Спасского и ревнует его к жене. Но оказалось, что во многом она была права.

– Спасский сбежал из Парижа! – слышу в трубке голос закадычного друга, имя которого называть не могу; пусть будет Алексей. – Точно знаю, что Борис Васильевич в Москве. Во Франции был настоящий триллер: его вывозили тайно! Знаю, что в этой операции участвовали агенты из органов, летавшие его вызволять. А всё это дело организовал Кирсан по просьбе самого Спасского, который был уверен, что его убивают его же близкие. Кстати, у него даже документов не было – всё прятала жена. И он проходил пограничный контроль по спецбумагам…

Ну, подумал я, похоже, что все окончательно сошли с ума, начитавшись шпионских романов. Как можно выкрасть человека из Парижа, да еще и без документов?  Какие спецслужбы? Как в этом замешан Илюмжинов?

И тут я понял, что эта история точно коснется меня. В этот день у меня был выходной, я сидел дома в Москве один (семья была на даче), готовил стейки и только что откупорил ледяную бутылочку водки. В гости должен был заехать мой давний приятель Руслан Лютфалиев на гитарный вечер. Может, всё еще обойдется?

В «Советском спорте» главным редактором был бывший ответственный секретарь «Комсомолки» Игорь Александрович Коц. А начальником он был, мягко говоря, строгим. За невыполненное задание мог голову снести. Любимым выражением было: «Вы почему задание не выполнили? В танке горели или кровью харкали?»

Вот это харканье крови меня и ожидало сегодня. Раз я в свое время довел до конца историю с многострадальным интервью Спасского, то сейчас, если весь этот побег окажется правдой, Коц «грузанет» меня искать чемпиона в подвалах НКВД. А если его не окажется в Москве, то заставит меня отправиться к нему в Париж (зато, несмотря на жесткие методы, газета была на тот момент лучшим спортивным изданием страны).

Опрокинув 50 грамм водочки и съев кусочек нежнейшей говядины, я с тоской посмотрел на свой московский августовский дворик. Эх, сейчас бы отключить телефон….

– Привет, Кирилл! Это Игорь Коц (кто бы сомневался). Мне звонили из «Комсомолки» (мы с ними были в одном холдинге, и приказ «комсы» был похлеще, чем приказ товарища Сталина). Спасский бежал из Парижа; у тебя есть три часа, чтобы решить вопрос. Ну, ты меня понял, – Коц завершил короткий монолог.

Вот тебе и выходной. Задание невыполнимо, плакала пьянка, плакал гитарный вечер. Это конец карьеры…

Дорогие друзья, всегда отвечайте за свои слова и творите добро! Бумеранг возвращается как от хорошего поступка, так и от плохого. Два года назад я мог напечатать первое интервью со Спасским без его согласия (читайте очерк «Неоконченное интервью»). И желание «сорвать куш» было тогда очень велико. Но из уважения к Борису Васильевичу я не стал этого делать…

– Мне тут сказали, что Спасский в Москве, – с последней надеждой набираю номер Кузнецовой. – Валентина, я не верю. Скажите честно, что случилось, меня тут начальство на куски рвет! – взмолился я, выпивая по ходу еще «соточку».

– Кирилл, мы вас помним и уважаем. Секундочку!

– Здравствуйте, – услышал я знакомый размеренный голос и тут же выпил еще пятьдесят.

– Борис Васильевич, голубчик, вы ли это? Не верю своим ушам! Вы не представляете, как я рад вас слышать! Расскажите скорее, что с вами произошло?

– После инсульта я был отправлен в парижскую клинику, где со мной очень неважно обращались, – начал свой рассказ маэстро. – Вместо занятий по физиотерапии пичкали успокоительным и снотворным. Когда, наконец, перевезли домой, оказалось, что все телефоны отключены, нет доступа к Интернету. Меня изолировали. Я умолял отправить меня в Россию, но никто не слышал. Я до сих пор не понимаю, кому это было нужно.

– Может быть, у вас есть какие-то предположения?

– Возможно, у кого-то были меркантильные цели в случае моей скорой смерти. Обвинять никого не буду. Бог им судья.

– А вызвать полицию? Ударить кулаком по столу?

– О чем вы говорите? Я не мог даже ходить. И сейчас передвигаюсь с помощью специального аппарата. Из-за того, что они травили меня фармацевтическими препаратами, по телу пошли гнойники. Я медленно умирал.

– Как удалось спастись?

– Все-таки есть верные друзья. Они смогли организовать мой побег.

– Каким образом?

– Для начала мне нужны были документы. Потому что загадочным образом пропали все мои бумаги: и французские, и российские. Ребятам удалось вытащить меня из дому, посадить в машину и довезти до российского посольства. Там мне выдали одноразовый паспорт на въезд в Москву. Спасибо, что не стали с этим тянуть.

– Как вы себя чувствуете?

– Намного лучше. Надеюсь, что в ближайшие месяцы смогу встать на ноги и вернуться к привычной шахматной жизни.

– Чем же вы занимались эти два года, находясь, по сути, в тюрьме?

– Я писал автобиографию «Мой шахматный путь». Понимая, что мне не дают смотреть в будущее, решил окунуться в прошлое.

– Вы вернулись в Россию навсегда?

– Надеюсь на это…

P.S. Только за выставочный матч против Роберта Фишера, который прошел в 1992 году, Спасский получил два миллиона долларов. Наши источники не исключают вероятность того, что жена метила на наследство чемпиона. Известно, что перед отлетом в Москву Спасский подал жалобу на Щербачеву во французскую полицию; о ее содержании гроссмейстер говорить отказался. В интервью он ни разу не назвал имени жены.

После этого интервью в редакцию газеты пришло письмо от сына гроссмейстера. Он обвинял корреспондента Кирилла Зангалиса в том, что никакого разговора с Борисом Васильевичем у него не было, и грозился подать в суд.

Как видите, прошло 8 лет, а Спасский всё еще здравствует и будет здравствовать, дай Бог, много лет. Последний раз мы с ним виделись на его 80-летнем юбилее в 2017 году. Надеюсь, что отметим и «соточку». Жаль, что мне ее теперь никогда не опрокинуть…